То, что могло бы стать сюжетом

16.04.2015 Ганновер

Та самая осень 1975 в Виннице была тёплой и сухой. Только лежащие под ногами жёлтые листья говорили о том, что лето закончилось. Для Лиды это была особенная осень дважды: во-первых, она перешла в восьмой класс, а это значило для неё очень много – она так хотела скорее повзрослеть и уехать из родительского дома; во-вторых, она перешла в новую школу, напротив её дома, которую к первому сентября строители сдали в эксплуатацию. А это значит, появился новый шанс начать ещё лучше учиться и найти новых друзей. В этот день первого сентября Лида была довольна своим внешним видом. Этим летом она с мамой отдыхала у тёти в Одессе, на Чёрном море. Поэтому её кожа имела бронзовый оттенок и, особенно выделялась на фоне новых жёлтых кожаных босоножек с яркими цветными кубиками на платформе из чёрного каучука, которые они с мамой купили там. Лиду радовало, что отношение к ней мамы немного изменилось. Было заметно, что она согласилась с тем, что её дочь повзрослела. Она сделала вид, что поверила, каким естественным образом, с помощью солнца и настоя ромашки, волосы Лиды стали почти белыми. Однако, никто не мог избавить Лиду от того страха перед унижением и грубостью, которые нельзя было никогда предвидеть и избежать, переступая порог родительского дома. Лида и не знала, что родительский дом призван быть для неё безопасным местом, источником уверенности в себе и душевной силы. Не знала, что это родительский дом формирует корни девушки (юноши), которые удержат и укрепят её (его) в непредсказуемости и случайности многих жизненных событий. Корни, которые она так хотела иметь... Она всегда была в напряжении, когда приходилось одной оставаться с отцом дома. Только лишь присутствие мамы в доме давало чувство свободы. Ведь именно она становилась между ним и детьми в его приступах гнева.

Родители часто только указывали на недостатки Лиды, пророчили неудачное будущее, с детства приучая к мысли, что помощи от них ждать не стоит. Именно поэтому, занимаясь успешно спортом, окунаясь в мир романтической зарубежной литературы, увлекаясь английским языком и философией, Лида мечтала о том человеке, который будет её знать и любить, о том времени, когда ей не надо будет доказывать своё право жить: она мечтала кем-то стать! Очень часто она смотрела с тоской в летнее звёздное небо и доверяла ему все тайны своего сердца. В новой школе у Лиды появилась новая подруга Галя. Лида подсела к ней, быть может, потому, что она показалась ей серьёзной и задумчивой, оказавшись при этом хорошей собеседницей, как и она сама, любящей читать книги. А ещё, Галя умела хорошо рисовать и посещала художественную школу. У неё была старшая сестра Зиночка, с которой они были "не разлей вода" (Лида всегда восхищалась и завидовала их близким отношениям). Почти каждую субботу сёстры ходили в кино, наверное, потому, что жили недалеко от кинотеатра. Лиду же, мама никогда дальше двора, школы и тренировок не пускала. А в кино она ходила с папой в детстве, чтобы мама спокойно могла прибраться в квартире. В этот раз мама разрешила Лиде пойти с Галей и Зиной в кино. День, в который они договорились пойти, выдался тёплым и сухим. Под ногами приятно шелестели сухие листья, распространяя незабываемый запах осени. Это было время дневного сеанса для взрослых. Где-то под ложечкой у Лиды откликнулось волнение перед предстоящим событием. Зиночка пришла заранее, чтобы купить билеты на фильм с участием испанского певца Рафаэля. Люди всё подходили и подходили, несмотря на то, что перед кинотеатром уже собралось множество народа. За двадцать минут до начала сеанса послышалось, как с другой стороны звякнула упавшая тяжёлая железная скоба и двухстворчатые двери распахнулись вовнутрь, приглашая зрителей кинотеатра.

Народ стал собираться в живую, движущуюся массу - кто-то медленно, а кто-то торопливо продвигался вперёд через зал ожидания в зрительный зал. На какое-то время стало очень душно, потому что и спереди и сзади девочек люди сомкнулись. Пришлось просто поддаться этому течению людей, поглядывая в сторону на номер нужного ряда. За этим, собственно, и следила Зина, вытянув Лиду с Галей из толпы, когда они поравнялись с их рядом.

Горел яркий свет, был слышен громкий топот обуви по деревянному полу: в зале была хорошая акустика. Девочки рассаживались на места посредине ряда и переживали шёпотом о том, хоть бы им был хорошо виден экран, с волнением ожидая тех зрителей, у которых места напротив них в предыдущем ряду. Когда люди заняли места, они вздохнули с облегчением – экран был виден хорошо: перед ними сидели невысокие девушки. В зале ещё какое-то время горел свет, потому что оставалось ещё несколько минут до начала сеанса. И вот настала минута, когда в зале стало темнеть. Лиде казалось, что её сердце остановилось. В этот момент, когда она, замерев, осталась одна на фанерном раскладном стуле с деревянными подлокотниками, для неё перестали существовать все и всё вокруг неё. Взгляд её устремился на экран. И вот, в фокусе камеры оказалась люстра театра Сарсуэла, которая снизу выглядела кругом из ярких ламп, внутри которого выделялся узор, похожий на большую снежинку. Свет лампы опустился на высокий бардовый занавес, и, раздвигая его тяжёлые складки, на первый взгляд, немного робко, но твердо вышел человек в костюме. Громкость музыки в исполнении оркестра, нарастала, постепенно наполняя зал. Дыхание Лиды учащалось, и сердце взволновано билось в груди. Только, когда человек в костюме вышел, стало понятно, насколько высок был занавес театра. Уверенно остановившись посреди сцены, он лёгким, едва заметным, движением руки расстегнул пуговицу пиджака.... А когда сменился кадр, крупным планом появилось на экране серьёзное красивое лицо молодого человека. Его левая рука слегка легла на борт пиджака, как будто вскользь указывая на своё сердце. «О, Боже мой,- подумала Лида, - он как будто поёт для меня! И эти глаза, эти губы и руки – они так искренни и не могут врать!».

А он пел ей: «Ты знай, я - тот, кто так стремится к тебе ночью... Ты знай, я - тот, кто, не любя - и жить не хочет! Тот, кто тебя только ждёт! Тот, кто мечтою живёт! Тот, кто любви твоей жаждет, о ней, лишь поёт»...* Она не понимала испанского языка, но эти слова читала по его лицу. Что-то совсем новое и волнующее проникало глубоко в её сердце, и она не спешила ни о чём думать, а просто позволила этим словам литься... Откуда, откуда он знал, как часто в летние тёплые вечера, стоя на балконе, она мечтала о нём, о том человеке, который ждёт её и так сильно полюбит? А он отвечал ей: «Я - тот, кто жизнь отдаст тебе, чтоб ты любила... Я - тот, кто, даже вдалеке - забыть не в силах! Тот, кто тебя только ждёт! Тот, кто мечтою живёт! И каждой ночью о любви молитвы шлёт!». Слёзы покатились по её щекам: «Я знала, что ты где-то есть... и пусть они говорят, что я должна заслужить их любовь, а я верю, что ты меня просто любишь...». Сильным и уверенным голосом, который невозможно уже забыть, он пел, протягивая к ней свою руку: «Ты знай, я здесь, я здесь, Чтобы любить тебя! Ты знай, я здесь, я здесь, Чтоб обожать тебя! Чтобы сказать о том, Что я всегда твердил: Никто тебя - так не любил!»* И Лида поверила ему навсегда, спрятав его слова в своём сердце. Она запомнила его, как того, кто не мог её обмануть. А этот голос ей хотелось слышать снова и снова: «Ты знай, я здесь, я здесь, Чтобы любить тебя! Ты знай, я здесь, я здесь, Чтоб обожать тебя! Ты знай, я здесь, я здесь, Чтоб прозвучало вновь: Любовь! Любовь! Любовь! Любовь!»* Лида вышла из кинотеатра другой: у неё появилась мечта и надежда, вера в то, что где-то есть тот, кто её любит и ждёт, кто жизни своей не пожалеет, чтобы и она могла любить. Она прекрасно понимала, что Рафаэль-артист снимается в роли главного героя, и всё-таки через всю жизнь ей суждено будет пронести его образ и мечту о той стране Испании, которая подарила ей его – вестника любви и собственной значимости.

И маяк Рафаэля заблестел вдали её жизни надеждою, потому что будущее, как казалось, зависит только от неё!

М.М.