МОЙ ФАТАЛЬНЫЙ ДЕНЬ

10.02. 2020, Ганновер

Майское утро 1987 года в Улан-Баторе было свежим и, казалось, что день будет солнечным. Но в это время года там не бывало устойчивой погоды. В тот же день жаркое солнце резко сменялось сильным ветром, принося с Байкала песок и хмурые тучи с проливным дождём.

Тогда в Улан-Баторе находились не только войсковые части Советской Армии, но и гражданские строительные организации. Наш дом был в 15-м микрорайоне на окраине столицы Монголии, где проживали семьи офицеров.

С утра, одевшись и позавтракав, я отправилась на работу. Работала я бухгалтером книжного склада и теле-радио мастерской, которые относились к политотделу штаба армии в Улан-Баторе. До стоянки, откуда гражданские вольнонаёмные и жёны офицеров отправлялись на службу, мне надо было пройти меньше сотни метров. Бордовая юбка в синюю клетку, туфли и тонкая кофточка из шерсти ангоры в тон юбки придавали мне чувство уверенности, как в детстве, когда мама к весне доставала для меня обновки. Я любила ездить на работу.

С детства отец учил меня без слов, сразу применяя наказание, часто повторяя, что я ещё не человек. Мама, защищая, опекала и не давала принимать собственных решений, а потом упрекала и обвиняла за отсутствие самостоятельности. Родители твердили, что помогать не будут, потому что им самим никто не помогал. И я мечтала поскорее покинуть родительский дом, как место страха и унижения. Мне так хотелось, чтобы меня замечали и любили. Поэтому и выскочила замуж за того, кто первым заметил меня. Я растворилась в нём и старалась угождать, не понимая, что так я добываю внимание и выражаю страх потерять его, моего единственного.

Исчезли мои подруги, пластинки, мои рисунки и моя гитара. Он поехал в Монголию, чтобы заработать деньги, а я, оставив пятилетнюю дочь, последовала, за ним. Там он встретил новую возлюбленную и никак не мог решить, что делать со мной. Я долго не догадывалась, что остался он со мной только из-за того, что за развод в советской армии увольняли с работы. Его сцены ревности и полный контроль я считала любовью, но боялась признаться даже себе, что глубоко, очень глубоко, несчастна.

В тот день было всё так, как обычно: пять женщин забирались в будку кузова армейской машины ЗИЛ-130, где вместо железной лестницы к их услугам была помощь одного из солдат. Как взбирались наверх, так по приезду и спрыгивали. Начальники кино базы и склада политпросвет имущества, у которых в подчинении был наш транспорт, не спешили с ремонтом металлической лестницы: ведь один майор ездил с водителем на УАЗике, а другой в кабине машины ЗИЛ.

Мы ехали, разговаривали и шутили. Сначала вышли две сотрудницы кино базы. Они выдавали фильмы на прокат в войсковые части, дислоцирующиеся по всей стране, проверяли целостность плёнки и ремонтировали их. Затем конечный пункт − длинное деревянное здание: с одной стороны - почта, с другой - ремонтная мастерская радиоприёмников и телевизоров, книжный склад и кабинеты начальника и бухгалтеров. Здесь политруки частей получали всё необходимое для своих клубов и библиотек.

Всего десять лет назад я окончила школу, а на школьном стенде лучших спортсменов осталась висеть моя фотография. Спортивные навыки никогда никуда не деваются. Поэтому забраться на борт грузовика и спрыгнуть с него для меня не представляло трудности. Мы приехали. Было слышно, как громко захлопнулась дверь кабины.

Заскрежетал замок, грюкнула лямка. Распахнулась наша дверь. Подошла моя очередь, и я оперлась о крепкую руку сержанта. От него приятно пахло одеколоном. Секунда в воздухе, и я приземлилась на вытянутую ногу. Как будто молния прострелила от спины в ногу и в голову...

Так в мою жизнь пришла острая, а затем и постоянная боль. Тогда я перестала быть той женой и матерью, которой была. Мы уехали из Монголии в Винницу. Моя семилетняя дочь стала просыпаться от страха, что её мама умирает.

Всякий раз, когда я лежала в больнице, меня кто-то спрашивал: «А муж не бросил?». Но кто же я, если меня можно выбросить, как ненужную вещь? Для чего я живу?

− Дурью маешься! − говорил он, когда неминуемый разрыв неуклонно приближался.

Попытки выжить, как женщине окончились тем, что я воровала отца у чужих детей. Так же, как посторонняя женщина крала у моих.

Я готова была провалиться сквозь землю. Как мне жить, не имея причала, того места, куда можно вернуться, неспособной прокормить даже себя? «Ты не человек, никто и ничто!», − звучало в ушах. А когда мой взгляд остановился на газовой трубе под потолком, вспомнились слова бабушки, которые когда-то повторяла мне мама: «Не нужно искать крестик или икону, чтобы заговорить с Богом. Он всегда есть там, где ты». Я упала на кровать. От плача разрывалась голова.

− Господи, мне так стыдно! Прости за всё это и за то, что всю жизнь была без Тебя. Я хочу жить по Твоей воле! Учи меня, потому что я не умею. Веди меня, потому что я не знаю.

На следующий день, я отправилась к своим родителям. Троллейбус был набит людьми, которые торговали на рынке и теперь с пустыми корзинами возвращались на автобусную станцию и по своим сёлам. В окно троллейбуса пробился солнечный луч и ослепил. Я прищурилась, ощутив тепло на своих плечах. Какой-то старик придвинул кошёлку, зацепив мне колготки. Без намёка на раздражение я разгладила зацепку рукой и улыбнулась, удивившись самой себе.

Я удивилась себе ещё больше, когда обняла вышедшего мне навстречу отца-тирана. Первый раз в своей жизни, прижавшись к нему, я сказала: «Папка!». В детстве за подобное «неуважительное» обращение он бил меня по губам, а теперь расплакался...

Сегодня я физически ограничена и без помощи и любви мне не выжить. Но мне больше не нужно ничего выпрашивать, я − жена, мать и бабушка. Делаю то, что могу, и что мне нравится, пишу и рисую, участвую в жизни родных и друзей. Знаю, кто я и для чего живу.

Тот майский день восемьдесят седьмого положил начало изменению моей судьбы.

М.М.