Франциска
12.03.2016 Ганновер
В декабре месяце 2015 года у меня наступило следующее ухудшение - появились новые симптомы, сделавшие и без того маленькую клетку моего тела, в которой живёт моя душа, ещё теснее.
А если говорить не образно, то малейшее моё движение руки вызывало учащённое сердцебиение, одышку, тяжесть в груди и боль в сердце, сопровождаемое быстро наступающим измождением и потливостью. Не было дня и не было ночи, было полтора - два часа небодрого бодрствования, час мучительного восстановления дыхания и три - четыре часа сна.
Я решала свои внутренние вопросы с Богом и просила молиться церковь и друзей.
Ответ пришёл вскоре, когда проснувшись утром я почувствовала облегчение в груди.
Я не стала свободно ходить, но диапазон моих движений слегка расширился и стал свободнее. Тем не менее после пяти минут на ногах, в положении сидя, снова мучительно сдавливало грудь, появлялась одышка и кашель, заставляли дать телу покой.
Душа же моя - неугомонная натура, всё желает и пытается расправить крылья!
Разум ищет способ помочь телу и часто не понимает, как.
Тогда, бывает, что кто-то своим участием со стороны поможет этому.
Так случилось со мной, когда моя помощница Флора забила тревогу и привлекла ко мне внимание начальства, опекающей меня службы. Те, в свою очередь, очень активно среагировали так, что моя врач за один день договорилась о моей госпитализации и подготовила документы для этого.
Итак, с симптомами - диспноэ в покое, сердечная боль, тахикардия, лабильное кровяное давление меня направили в больницу, заказав на определённый день для моей отправки специальный автомобиль.
Наступило утро дня госпитализации. Мой муж, позаботившись обо мне, ушёл на работу. Дочь собиралась в университет и ждала, когда приедет транспорт, чтобы открыть двери. Оставалось только одеться.
В назначенное время раздался звонок в двери. Я же, одеваясь, была в движении…
Двое молодых, как на подбор, крепких и красивых мужчин в униформе прошли в мою комнату.
Когда они посмотрели моё направление, то стали измерять давление, которое в тот момент было за 200/110. Тут же, они уложили меня и стали сооружать капельницу, одновременно вызывая кардиологическую бригаду скорой помощи.
Наверное, я находилась в состоянии стресса, меня мучила одышка и боль в груди.
На мои бесполезные попытки объяснить, что у меня не острое состояние, молодой человек ответил мне: “ Состояние уже острое! А это значит, нужно вызывать кардиологическую бригаду!”.
Тут в квартиру начали заходить, здороваться и представляться один за другим люди в униформе скорой помощи.
Сначала лысоватый мужчина, представившийся врачом, начал задавать вопросы. Через некоторое время зашла молодая женщина-врач, внешность и поведение которой почему-то напоминали мне в ней гражданку страны, дружественной СССР, и стала задавать мне почти те же вопросы. Моя замедленная реакция заставляла их повторять фразы, уже более громким голосом, а моя замедленная речь вызывала отдельные вопросы.
“Ого, сколько народа возле меня одной!” - подумала я. Прибыли ребята с носилками с выдвижными колёсами. Мне измерили снова давление, которое почему-то ползло вверх, несмотря на капельницу, потом брызгали под язык нитро-спрей, закрепив стабильно ремнями моё тело, понесли к машине.
Ну вот, первый раз за три последних месяца в марте я увидела белый свет не из моего окна и глотнула холодного воздуха в то утреннее время.
Носилки поставили на металлические рейки в пазлы и задвинули в оборудованную кардиологическими приборами машину. Два доктора подключили к моему голому участку тела провода на липучках, чтобы было видно моё состояние на мониторах, установили капельницу и всю дорогу поглядывали на меня. Я же при каждом своём движении автоматически производила звуки, делая дополнительное заглатывание воздуха.
Несмотря на все мои упражнения, мой гипервентиляционный синдром за эти годы, перешёл из одной формы в другую или третью…
Когда машина выехала на главную улицу, до меня дошло, что водитель включил сирену. “О, неужели так плохи мои дела?” - подумалось мне.
В машине становилось всё теплее и мне становилось от этого хуже, а когда начала подступать тошнота, я старалась мысленно отвлечься. Думая о том, что нахожусь в надёжных руках, я ощущала на себе постоянное наблюдение.
Молодой человек держал мою руку и успокаивал, что мы уже почти приехали.
Привезли меня в Клементиненхаус - больницу, находящуюся в центре Ганновера, принадлежащую Красному Кресту.
Когда меня с капельницей в руке провезли через стеклянную дверь приёмного отделения, тут же произошла передача моих документов и конечно же выяснилось, что моя госпитализация была плановой, но они вынуждены были принять меня по скорой помощи с подозрением на инфаркт.
У меня всё плыло в глазах от этого мельтешения лиц, от множественных впрыскиваний нитро-спрея, от тепла в машине и много чего я не знаю.
Чёткие ритмичные организованные действия медицинского персонала, знающего свою работу, их приятный аккуратный внешний вид действовали успокаивающе. Пока молодая мед сестра подключала меня к аппарату и мониторам, приятный молодой человек южной внешности устанавливал катетер в вену, а к высокой тумбочке возле меня подошёл подтянутый мужчина моего возраста с короткой стрижкой и стал задавать мне вопросы, заполняя при этом формуляр.
Как это можно, с одной стороны, звуки определённой частоты режут слух так что хочется хвататься за уши, а с другой стороны, слышу речь, но не разбираю о чём она?
И дело вовсе не в языке! Замедленная обработка информации выглядит так, как будто я плохо слышу или плохо понимаю, а я медленно соображаю… А повышенная чувствительность к звукам делает их уже нагрузкой для сердца.
В большом и хорошо освещённом зале было четыре-пять функциональных кроватей с кардиологическим оснащением, перегороженных друг от друга лишь невысокой ширмой.
Снова подошёл человек и представился доктором, задавая всё те же вопросы.
“Когда у них кончатся врачи? Я хочу отдохнуть…”, - думалось мне.
Все формальности были выполнены, меня раздели и надели распашонку, завязывающуюся на спине, погрузили на кровать мои вещи и повезли в палату интенсивной терапии…
Когда меня в моей кровати ввезли в новое отделение, мне понравилась его воздушная атмосфера. Приятный лёгкий запах моющего средства и состояние полов, стен и потолка говорили о безукоризненной чистоте.
В палате интенсивной терапии было всего две кровати перегороженных между собой невысокой ширмой. Моя кровать была у большого окна размером во всю стену, наполовину закрытого плотной шторой. Здесь меня так же подключили к мониторам и молодой мед брат объявил мне, что мне запрещается подниматься с кровати и если что-нибудь нужно, я должна нажать на красную кнопочку.
Через короткое время ко мне подселили… соседа. Его я заприметила ещё в приёмном отделении - старика лет девяноста.
Нужно сказать, что старики здесь выглядят значительно моложе своих ровесников на моей родине.
В приёмном отделении этот человек поднялся со своей кровати, ухватившись живенько за ручки своего роллатора стал искать выхода из помещения. Когда я увидела его необычайно широкие костлявые плечи, то почему-то представила его нацистским солдатом. Тут, пожалуй, надо своё воображение остановить, потому что на самом деле я ничего не знаю о нём.
Старика стали снова укладывать в кровать и только позже, уже в палате я поняла почему.
Я лежала, опутанная проводами монитора, окованная манжетой тонометра и через трубочки кислород поступал в мой нос.
Здесь мне пришлось познакомиться с судном, которое я ещё не видела в своей очень богатой больничным опытом практике. И вот, когда я уже свободно вздохнула и закрыла глаза, за ширмой началась возня.
“Халльо, халльо, халльо…”, - из-за ширмы раздавался монотонный громкий голос. Я нажала красную кнопочку и тут же в комнату вошла медсестра в чисто белом выглаженном халате и в таких же белых узких брюках. Мой взгляд задержался на её матово чёрной, без единого пятнышка коже лица. У неё была очень широкая спина так, что она сама казалась мне большим квадратом, но это никак не сказывалось на её подвижности и пластике. Смотреть на неё было приятно.
“Где мои сигареты? Найдите мне мои сигареты! Я хочу курить!”, - повторял старик.
“Вам нельзя курить. Это больница и здесь не курят. У вас сердечная недостаточность, ложитесь!”, - уверенным голосом отчеканила мед сестра.
“Я курильщик, понимаете? Курильщик! Я хочу курить, отвезите меня в коридор!”.
“Давайте Вы подождёте пятнадцать минут, к Вам придёт глав -врач и быть может он разрешит”, - повторяя эту фразу мягким голосом несколько раз, она почти успокоила старика.
Потом снова в палате были люди в белых халатах и была возня, но я уже не слышала, потому что закрыла уши берушами и провалилась в сон.
Проснувшись от вкусного запаха я поняла, что испытываю голод.
“Вам сегодня нельзя есть и подниматься, у Вас подозрение на инфаркт”, - ответила мне чернокожая красавица, когда я спросила её про обед.
“Да ну те! - как будто сплюнула я в сторону, когда услышала предполагаемый диагноз,- я ведь знаю, и говорила им, что эти боли не острые, и положили меня планово! Ну не может быть у меня инфаркта!”.
Мне, с юных лет, имеющей дело с врачами и больницами, было привычнее знать, что со мной ничего серьёзного произойти не может, потому что мне так часто говорили, что я чувствительная натура и могу всё преувеличивать. Так почти всегда относились ко мне и я стала так относиться к себе. Со временем, такое отношение, игнорирование сигналов тела, причинило и сегодня продолжает причинять мне много вреда. Существует здоровое уважительное отношение к своему здоровью и к себе и этому мне приходится учиться в зрелом возрасте. Нужен опыт, чтобы во всём искать “золотую середину”.
Вскоре подошла другая медсестра, следящая за мониторами, сняла с меня трубочки с кислородом за ненадобностью, потому что экран показывал хорошее насыщение.
“Вечером у Вас ещё раз возьмут кровь и если показатели будут хорошими, можно будет вставать и Вас переведут наверх в другое отделение”.
“Хорошо, - ответила я, - только ходить я не могу из-за моей другой болезни”.
“Вам не стоит беспокоиться, мы повезём Вас на вашей кровати”,- успокоила меня мед сестра.
За окном уже начало темнеть и в палате никто не включал свет. Старик уже давно успокоился, поэтому было сумеречно и тихо.
В восемь часов вечера пришла лаборантка взять у меня из вены кровь. А через какое-то время стало ясно, что показания крови не подтвердили инфаркт и меня на кровати, со всеми моими вещами повезли к лифту.
После послед